Познавательный урок

                                                                                              в рамках программы

                                                                                              по реализации

                                                                                              межведомственного

                                                                                              культурно – образовательного

                                                                                              проекта

                                                                                              «Культура для школьников».

 

Знаменитый немецкий философ Фридрих Шеллинг как – то сказал: «Архитектура – это музыка в пространстве, как бы застывшая музыка». С тех пор эти слова набили изрядную оскомину – так часто их цитируют (к тому же в урезанном варианте). Всё верно – и застывшая, и музыка. Будем считать, что этими словами определяется эстетическая сущность архитектуры – не полностью, разумеется, но всё же.

            Но ведь одной только эстетикой суть архитектуры не исчерпывается. Зачем нужна картина? Странный вопрос – чтобы на нее смотреть (если конечно, вы не собираетесь прикрыть ею дырку в обоях, как мама всенародно любимого Дяди Фёдора). Зачем нужна музыка? Естественно, чтобы её слушать. Под музыку, правда ещё и танцуют, но ведь танцы, кроме удовольствия, никакой «пользы» человеку не приносят. Зачем нужны роман и поэма? Чтобы их читать – едва ли кто – то покупает книги на растопку или в качестве обёрточного материала…

            Наверное, вы уже поняли, куда мы клоним. Помимо эстетических, у архитектуры, в отличие от живописи, музыки, литературы, есть ещё и чисто практические цели. Домом не только любуются – в нём живут. А из этого, между прочим, вытекает вывод, который кому – то может показаться неожиданным: архитектура – самое зависимое из всех искусств. Ведь в подавляющем большинстве случаев архитектор строит не то, что ему хочется, а то, что ему заказывают (и – добавим – там, где ему велят).

            Один остроумный человек, испанский писатель Рамон Гомес де ла Серна, сказал:  «Фараоны рекламировали себя при помощи пирамид». В этом ничуть не меньше правды, чем в «застывшей музыке». Шеллинга. Для сильных мира сего архитектура была и остаётся одним из эффективнейших средств повышения авторитета собственной власти, будь то власть фараона, короля, царя или советская власть.

            А потому, нравится нам или нет, между архитектурой (точнее, архитекторами) и властью отношения всегда очень тесные, хотя зачастую и непростые. В этом смысле Россия  не исключение. Однако ситуация с русской архитектурой и русскими архитекторами сложилась поистине уникальная, причём, как это ни странно, именно потому, что Россия – не исключение.

            В XV в., при великом князе Иване III, Московское княжество сбросило наконец монголо-татарское иго, больше двух веков тяготевшее над Русью. Князь Иван спешит напомнить Европе о её полузабытой соседке, освободившейся из плена. Москва стремится как можно скорее «стать своей» на Западе, как можно решительнее отвернуться от Востока. Даже подарок татарского хана – типично азиатская остроконечная шапка с собольей опушкой, инкрустированная драгоценными камнями, - объявляется древним символическим даром византийского императора русскому князю и нарекается шапкой Мономаха. И ни у кого не вызывает удивления, что князь Иван приглашает на Русь множество заморских архитекторов и мастеров – каменщиков: столица европейского государства должна выглядеть по-европейски.

Одним из первых приезжает итальянец Аристотель Фъораванти – и в Московском Кремле вырастает изумительный по красоте Успенский собор.

Свершилось чудо: итальянский архитектор, всю жизнь реконструировавший и строивший итальянские палаццо, итальянские церкви, итальянские крепости, возводит в Москве русский храм, вызывающий восхищение  и благоговение русских людей. Итальянец Фъораванти стал русским архитектором, причём не вопреки, а скорее благодаря тому, что приехал на Русь, будучи уже сложившимся мастером.

            Иван III достиг своей цели – Европа «вспомнила» о своей восточной соседке. С тех пор стали известны имена многих архитекторов: псковичи Барма и Посник построили в Москве сказочной красоты Покровский собор, «что на Рву», зодчие Бажен Огурцов, Антип Константинов, Ларион Ушаков, Трефил Шарутин возводят златоверхий Теремной дворец в Кремле… Увы, кроме имён, нам практически ничего об этих людях не известно, большинство же зодчих, строивших на Руси в те времена, по-прежнему безымянны.

            Ситуация резко меняется, когда к власти приходит великий реформатор и «западник» Пётр I, прорубивший, по знаменитому выражению Пушкина, окно в Европу. На топких приневских болотах он строит новую российскую столицу – столицу современную, европейскую, в отличие от патриархальной «белокаменной» Москвы. Перечисляя всех архитекторов, приглашённых Петром к участию в этой «стройке века», легко сбиться со счёта. Трезини и Леблон, Маттарнови и Фонтана, Шедель и Растрелли… И снова иностранцы строят русский город в Европе (к которой – не будем забывать – географически относятся и Петербург, и Москва), а не переносят европейский город в Россию.

            Пальму первенства по числу «импортированных» в Россию иностранных архитекторов могла бы разделить с Петром I  Екатерина II, урождённая принцесса Софья Фредерика Августа Анхальт-Цербстская. Камерон, Бренна, Кваренги – все они состоялись в России как русские архитекторы и всему миру известны именно в этом качестве.

            Иностранцы в России обзаводились семьями, друзьями и, разумеется, учениками. Первым учеником швейцарца Трезини стал Михаил Земцов; француз Валлен-Деламонт, будучи преподавателем Санкт-Петербургской академии художеств, обучал тонкостям архитектурного искусства Василия Баженова, Ивана Старова и многих других. Русские архитекторы ездили учиться за границу, иностранные приезжали полюбоваться красотой и своеобычностью русского зодчества. Одним словом, то уникальное явление, которое мы называем российской архитектурой, стало по-настоящему международным, не переставая быть по-настоящему русским.